Василий Дворцов о Борисе Орлове
«Нелёгкой матросской походкой…»
Борис Орлов – человек тяжёлый. Он и на физическом уровне – плотен, монолитно окатан, аккумуляторно заполнен энергетическим рассолом, готовым в любой момент ожечь ярым разрядом. И по характеру Орлов до излишнего бескомпромиссен, неудобно упрям, неотклонимо напорист. Казалось бы, вокруг такого человека должна образовываться пустота, ведь кому это надо – терпеть понятные неудобства такого общения? Тем более, если это «вокруг» – тонкокожие поэты, самомнительные прозаики и глубокопроницающие критики. Однако, всё совершенно наоборот, и уже много лет Борис Александрович Орлов является центром притяжения, неослабевающим магнитом и осью маховика большинства событий литературного сообщества Санкт-Петербурга. Четвёртый срок председательства в самом сложном и многочисленном объединении творческих личностей, с ответственностью за сохранение традиций «петербургской литературной школы» в сиюминутно меняющихся условиях, с бесконечными бытовыми проблемами и нуждами юных и старых, с тем странным искусственным обрушением авторитета писательского общественной служения, – второй срок доверия товарищей по цеху дорогого стоит и многое значит. Прежде всего, это значит, что человек на своём месте.
Почти семьдесят лет назад, 7 марта 1955 года, в деревне Живетьево Брейтовского района Ярославской области родился Борис Александрович Орлов – капитан 1-го ранга, главный редактор газеты «Литературный Петербург», председатель правления Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России, секретарь СП России, член Православного общества Санкт-Петербургских писателей, член Санкт-Петербургского союза журналистов, академик Петровской академии наук и искусств. Автор 17 книг стихов. Лауреат Большой литературной премии России, премий имени К. Симонова, имени В. Пикуля, Н. Гумилёва и других. Один из первых кавалеров ордена святого благоверного князя Даниила Московского, звонко утяжелённый по парадному мундиру многочисленными государственными, ведомственными и общественными медалями.
Но это всё сегодня, а когда-то, более полувека назад, в обычной для своих времён крестьянской семье – отец фронтовик, строитель и рыбак, мать – зоотехник, рос вполне обычный мальчишка. Учился, вместе с сестрой помогал рано овдовевшей матери на огороде и по хозяйству, гонял в футбол, рыбачил, собирал грибы. И много, взахлёб читал. Так что неизбежно к пятнадцати годам заболел сочинительством собственных стихов.
Отец-ветеран умер рано, что стало стимулом для поступления в Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского, ведь курсанты материально обеспечивались государством, и можно было более не обременять мать. После выпуска Борис направляется на Северный флот служить на атомной подводной лодке.
Что такое подлодка? Кто такой подводник? Есть ли где ещё, – разве что в спецназе в глубоком тылу врага, – такие условия выживания, где «один за всех и все за одного» было бы абсолютной естественностью, необсуждаемой реальностью? Подводники не знают половинчатости, не нуждаются в оттеночности:
Чёрная подлодка.
Чёрная вода.
Чёрная пилотка –
Красная звезда.
Именно эта спрессованность тела и духа в монолит воли, в неразличимость «хочу» и «надо», в нераздельность «приказ – выполнение», выделили молодого офицера для легендарного мастера Егора Исаева из среды «семинаристов» VII Всесоюзного совещания молодых писателей 1979 года. Исаев дал рекомендацию в Литературный институт имени Горького, взяв Бориса на свой курс. Получая «второе высшее» заочно, Орлов продолжал служить, работая корреспондентом и редактором во флотских газетах «На страже Заполярья», «Советский моряк», руководил отделом Центрального военно-морского музея, возглавлял кронштадтское ЛИТО «Путь на моря» имени Всеволода Азарова. И писал, писал, на самую главную для себя тему:
Грома, играя, чистят глотки.
На полушарии – весна.
Но в тесном корпусе подлодки
Мы – как ростки внутри зерна.
Дыханье солнца помним смутно –
Над головою сталь крепка.
Но в люк однажды хлынет утро –
И мы услышим… облака.
И всплытье – новое рожденье –
Волной ветров окатит нас.
Предстанет зыбким, как виденье,
Мир, не вместившийся в приказ.
Перестройка сотрясала СССР. Приказы уже не действовали ни в мире, ни в армии. И вот вся огромная страна ослеплённой и оглушённой подлодкой погрузилась в полную черноту:
Россия, не зная курса,
Плывёт себе наугад.
Как первый отсек от «Курска» –
Оторван Калининград.
Не просвещен, не обучен
Вовремя наш экипаж.
И по борьбе за живучесть
Не проведён инструктаж.
Гибнем в подъездах и в штреках –
Страшен кровавый след.
Но «Осмотреться в отсеках!»
Сверху команды нет.
Взрывчатка, ножи и пули –
Топит Россию братва.
Словно винты, погнулись
Курильские острова.
А тут страшной болезнью нависла смерть, на несколько месяцев придавила к койке онкологического центра. Но отступила. Не срок? На всё воля Божия, и всё неслучайно. И этот страшный опыт прямого, непосредственного прикосновения к небытию даётся человеку для самой глубинной, до незнаемого им до того, даже неподозреваемого в себе дна, для самой принципиальной переоценки себя и своего ближнего, и всего-всего дальнего. Смерть своей близостью возводит ценность жизни в бесценность. И после её касания человек себя и мир воспринимает уже необратимо иначе:
В окнах – небо. Потолок высок.
Дом большой. И сад вокруг тенистый.
На дорожках – золотой песок.
В комнатах – тепло, светло и чисто.
Вроде, всё на месте: стол, кровать,
Телевизор… Но душа не рада.
Нет иконы. Не горит лампада.
В этом доме негде помирать.
Воспринимает. Видит. И вот та самая красная звезда на фоне черноты уже не одинока, рядом с красным распахивается белое:
Красный шиповник и белые розы.
Кружат над полем сраженья вороны.
Русское воинство… Красные звёзды,
А перед ними – кресты и погоны.
То в арьергарде я, то в авангарде я.
Сон мавзолея. Сияние храма.
Красная гвардия. Белая гвардия.
Славное воинство. Русская драма.
И Родина, на самом-то деле, не такая уж стальная, сварная и клёпанная, не настолько конструктивно-плановая. И вовсе она не сегодняшняя, не кратковременная, никак не уложима она в человеческий век, так что и наступившие ныне ослепление глухота и слепота её не конечны, а очередны. Больно, слёзно, кроваво, но проходящи.
Гаснут звезды, словно угли,
На рассвете в облаках.
Угловатый город Углич
Просиял костром в веках.
Облака завиты в букли,
Чайки дремлют на песке.
Куполами древний Углич
Отражается в реке.
Замираю – всплеск ли, стук ли…
Сладкий донник видит сны.
Поднебесный город Углич –
Сердце северной страны.
Бесценность жизни – как бесконечность благодарности её Сотворителю. Каждый день – дар. И не дар, то есть, не даром даваем. Для дела, деланья. Труда. Безжалостного к себе, бескомпромиссного с миром. И потому-то уже столько лет Борис Александрович Орлов является центром притяжения, неослабевающим магнитом и осью маховика большинства событий литературного сообщества Санкт-Петербурга. Притом, что человек он тяжёлый, упрямый, но тяжесть и упрямство его – не капризы эгоиста, а продолжение естественной цельности, монолитности воли офицера-моряка, навсегда не различающего «хочу» и «надо». Но разделяющего друга и врага, разрубающего добро и зло.
Именно эта цельная напористость, монолитность в наше зыбкое, смутное и мутное, разориентированное время и делает «нелёгкость» его личности прямо необходимой для председательства в сложном и многочисленном объединении творческих личностей – с ответственностью за сохранение традиций петербургской литературной школы в бесконечных бытовых проблемах и нуждах юных и старых поэтов и прозаиков периода обрушения авторитета писательского служения. Поэты и прозаики – люди себе на уме, самодостаточные и на уговоры и пропаганду не податливые, потому доверие товарищей по литературному цеху – утверждение в председательстве союза – дорого стоит. И много значит. Прежде всего, то, что человек на своём месте. И в своём времени: в мутной нашей зыбкости с неподатливой своей убеждённостью:
Для одних Россия – в именительном,
Для других Россия – только в дательном.
Для одних Россия – существительным,
Для других Россия – прилагательным.
Разные склонения-спряжения
Всё-таки не суть, а оболочка.
И замечу не без уважения:
Есть Россия. Вот и всё. И точка.
Василий Дворцов, член Правления, генеральный директор Союза писателей России