Тематическая страница Совета в социальной сети «ВКонтакте»: https://vk.com/club229693023
Состав Совета по духовно-просветительской литературе Союза писателей России:
Председатель: Игорь Смолькин (Изборцев) (г. Псков)
Владимир Крупин (г. Москва)
Геннадий (Гоголев), епископ Каскеленский, викарий Астанайской епархии
Макарий (Комогоров), епископ Тарусский
Юрий Поляков (г. Москва)
Олеся Николаева (г. Москва)
Александр Сегень (г. Москва)
Василий Дворцов (г. Москва)
Владимир Малягин (г. Москва)
Константин Ковалёв-Случевский (г. Москва)
Анатолий Степанов, главный редактор информационно-аналитического агентства «Русская народная линия», (г. Санкт-Петербург)
Дмитрий Мизгулин, президент литературного фонда «Дорога жизни», (г. Санкт-Петербург)
Александр Орлов, директор Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь», (г. Москва)
Протоиерей Геннадий Рязанцев—Седогин (г. Липецк)
Сергей Козлов (г. Тюмень)
Аркадий Елфимов, председатель общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска» (г. Тобольск Тюменской области)
Андрей Ребров (г. Санкт-Петербург)
Валентина Ефимовская (г. Санкт-Петербург)
Александр Громов (г. Самара)
Алексей Солоницын (г. Самара)
Филипп Москвитин (г. Москва)
Николай Зиновьев (г. Краснодар)
Николай Переяслов (г. Москва)
Василий Киляков (г. Электросталь Московской области)
Юрий Перминов (г. Омск)
Игорь Изборцев
Прекрасные России голоса
Речей разумного будут искать в собрании, и о словах его будут размышлять в сердце.
(Сир. 21:20)
В чём сила слова, его значение, его роль в нашей жизни? Замечательно сказал об этом святитель Филарет Московский: «Слово поставило человека на лестнице творений выше всего земного и выше луны и солнца. Слово соединило людей в общества, создало города и царства. В слове живёт и движется знание, мудрость, закон. Словом образуется, поощряется и распространяется добродетель. Слово в молитве восходит к Богу, беседует с Ним и приемлет от Него просимое».
И в первую очередь сказанное относится к России. Что она без слова? Без «Повести временных лет» Нестора Летописца, «Слова о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, «Моления» Даниила Заточника, «Слова о вере христианской и латинской» Феодосия Киево-Печерского, «Слова о Полку Игореве», «Поучения» Владимира Мономаха?
Возможно ли представить её бессловесной, безголосой? Россию, великую, таинственную и непостижимую! О которой так прекрасно писал певец русского духа Иван Александрович Ильин:
«Разве можно говорить о ней? Она – как живая тайна: ею можно жить, о ней можно вздыхать, ей можно молиться; и, не постигая её, блюсти её в себе; и благодарить Творца за это счастье; и молчать… Но о дарах её; о том, что она дала нам, что открыла; о том, что делает нас русскими; о том, что есть душа нашей души; о своеобразии нашего духа и опыта; о том, что смутно чуют в нас и не осмысливают другие народы… об отражении в нас нашей Родины – да будет сказано в благоговении и тишине»(1)
Лишь в благоговении и тишине можно думать и говорить о России – как о самом великом, самом дорогом. Она всегда перед нами, но кто может сказать, что понял, разгадал её? Она – вечно рождающаяся тайна! Как появление зари, как новый день…
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.(2)
Без веры жизнь в России – мучительна и беспросветна. Лишь она, вера, исполняет душу восторгом от всё возрастающей тяжести «ноши крестной». Чем тяжелей – тем лучше! Как возможно это вместить? Только через веру. И через духовное, нравственное слово, которое всегда служило у нас пищей для души. Без этой пищи, как говорит святитель Иоанн Златоуст, «для души голод и пагуба».
В конце концов, что есть творчество? Это высший дар человеку от Творца. Но что оно для самого художника? «Служение и радость», – уверяет Ильин. – Он (художник) позван и призван, ибо «Аполлон» «потребовал» его «к священной жертве» (Пушкин). Позванный и призванный, он чувствует себя предстоящим…
Чему же предстоит и чему служит художник?.. Великие русские поэты давно уже высказались об этом … и выговорили, что художник имеет пророческое призвание; не потому, что он «предсказывает будущее» (хотя и это возможно) и не потому, что он «обличает порочность людей», а потому, что через него прорекает себя созданная Богом сущность мира и человека. Ей он и предстоит, как живой тайне Божией; ей он и служит, становясь её «живым оргáном» (3)…» (4) С этим невозможно не согласиться! И по-прежнему свежи и актуальны строки бессмертного Тютчева:
Не поймёт и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной. (5)
Впрочем, есть ли нам дело до иноплеменных? Своих жалко, для которых наша Россия сегодня становится всё более и более загадкой. Это их насильственно вырвали из контекста «исконного-родного», и имплантировали в биомассу «общечеловеческого». Не звучало ли ещё недавно, что Россия – рассадник тоталитаризма, что у русских не было истории, русские всегда пресмыкаются перед сильной властью? (6) Или ещё того хуже: «Русские – лишний народ».(7) Ничто не меняется в мире! Борьба идей, война смыслов продолжаются, как и сама битва за Россию.
Спорить с русофобией бессмысленно, на страже её интересов (кроме колоссальных финансовых средств) свой «корпус идей», вмещающий сотни, тысячи отработанных механизмов обмана и промывания мозгов. Всему этому надо противостоять высоким русским словом – искренним, талантливым, духовным, высоконравственным. Словом Фёдора Абрамова, Валентина Распутина, Василия Белова, Виктора Лихоносова, Владимира Крупина, Анатолия Байбородина, Алексея Солоницына… Чтобы новое, взрастающее поколение, сохранив от растления душу и тело, не затерялось в стране далече, но оберегало родные святыни, родимую пашню и отеческие гробы. Обязанность русского писателя – сделать неизвестное известным и неясное понятным – в этом заключались его «служение и радость».
О том, насколько это важно опять напоминает нам Иван Александрович Ильин; напоминает всякой «смущенной и вопрошающей русской душе, – пусть приникает и читает; и, читая, пусть разумеет и укрепляется; а укрепившись, пусть не малодушествует и не ропщет.
Пусть не думает, что мы «слабее или хуже всех народов»; пусть не судит легкомысленно или предательски о славянском племени; пусть не корит наших предков; пусть не тоскует и не трепещет за судьбы наших внуков. Но пусть в молитвенной уверенности борется за Россию и ожидает грядущих событий и свершений». (8)
Нет, мы не слабее и не хуже других народов! И способны любить свою Родину как никто другой. А если кто-то ослабеет в этой любви, то ему непременно напомнят:
Берегите Россию, без неё нам не жить.
Берегите её, чтобы вечной ей быть
Нашей правдой и силой, нашей гордой судьбой.
Берегите Россию, нет России другой. (9)
Наша обязанность – беречь Россию, родную веру, хранить истину и избегать ошибок, которые чреваты пагубными последствиями. Ошибки отзываются трагедиями и кому, как ни художнику слова, читающему тайные письмена времён, возвышать свой голос, предупреждая соплеменников. Так, например, писатель Дмитрий Михайлович Балашов считал это святым своим долгом:
«…В истории, как и в жизни, – говорил он, – ошибаются очень часто!.. И за ошибки платят головою иногда целые народы, и уже нет пути назад, нельзя повторить прошедшее, потому и помнить надо, что всегда могло бы быть иначе – хуже, лучше? От нас, живых, зависит судьба наших детей и нашего племени, от нас и наших решений. Да не скажем никогда, что история идёт по путям, ей одной ведомым! История – это наша жизнь, и делаем её мы. Все скопом, соборно. Всем народом творим, и каждый в особинку тоже, всею жизнью своею, постоянно и незаметно. Но бывает также у каждого и свой час выбора пути, от коего потом будут зависеть и его судьба малая и большая судьба России. Не пропустите час тот!..»
Не пропустим! Тем более сегодня, когда Россия расправляет могучие плечи, день ото дня крепнет, на зависть и страх врагам.
«Жизнь человеческая, – продолжает Дмитрий Балашов, – это жизнь листа на дереве. Отпадёт и умрёт лист, и нарастут новые в непрерывной череде и смене вёсен и осеней, умрёт лист, но не престанет жить дерево, доколе и оно не исполнит назначения своего. Но и без кратких, с весны и до осени, жизней листьев не живёт, умирает древо.
Без постоянных усилий, борений, труда граждан своих не живут, исчезают великие некогда народы, оставляя векам немые могилы да каменную скорлупу былых пристанищ творческого духа своего…»(10)
Пусть же звучат прекрасные России голоса! Словом будем крепить нашу бесценную Родину! Просвещать её мудростью горней и дольней. Ибо небесное движет земным, высшие смыслы определяют ход событий, и именно это делает Россию великой страной. С нами Бог! Но и мы должны быть с Богом, и мы должны бороться за свою Родину, за себя, свою веру, свою душу…
(1) И.А. Ильин. «О России», с/с в десяти томах, М. «Русская книга», 1996, т. 6., кн. II. Стр. 8-9.
(2) Тютчев Ф. И. «Умом Россию не понять», 28 ноября 1866 года.
(3) Тютчев. Из стихотворения «29-е января 1837» (1837): «Велик и свят был жребий твой!..//Ты был богов орган живой…»
(4) И.А. Ильин. «Художник и художественность», с/с в десяти томах, М. «Русская книга», 1996, т. 6., кн. II. Стр. 319-321).
(5) Тютчев Ф. И. – «Эти бедные селенья», 1855.
(6) Расхожие фразы русофобов.
(7) Известное утверждение главного ненавистника России 3. Бжезинского
(8) И.А. Ильин. «О России», с/с в десяти томах, М. «Русская книга», 1996, т. 6., кн. II. Стр. 20.
(9) «Берегите Россию» Евгений Леонидович Синицын, (1932 – 1990).
(10) Дмитрий Михайлович Балашов, Святая Русь. Роман. Книга первая.
Анатолий Байбородин
О горнем и дольнем слове
Мысли о православном христианстве и русской литературе
Святая Троице (…) ныне просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим, и разумети заповеди Твоя, и творити волю Твою, и пети Тя во исповедании сердечнем
Из молитвы Святой Троице
Велению Божию, о муза, будь послушна…
Александр Пушкин
На дурманном закате прошлого века и на тяжком похмельном рассвете нынешнего книжные лавки заполонило пустое, похабное, лихое чтиво, что уподоблялось хлебу и зрелищам. Художественную литературу, где воспевалась любовь к ближнему, что предтеча любви ко Всевышнему, тогдашние властители дум укрыли в узилищах, а для высоколобой элиты поощрили издания книг, хотя и мыслеёмких, в слове изощрённых, изысканных, но пропахших серным духом лукавого князя. Талантом писателя Бог одаривает, но лукавый похищает талант, искусив сочинителя похотями мира сего.
Говоря о духовности и бездуховности произведений русской словесности, я не касаюсь святоотеческой литературы, но не касаюсь и опусов, где звучит откровенная проповедь атеистического материализма, богоборчества и демонизма. Речь идёт лишь о мирской литературе – дворянской, разночинной и народной, что обретается в поле земной нравственности. О литературной нежити, что пасётся в либеральной писательской стае, и поминать грешно, словно анчутку беспятого на сон грядущий; с эдакими, рядиться, что в крапиву садиться, говаривали крестьяне; а посему речь в записках лишь об изящной словесности, русской по духу и слову.
Разумеется, мне сложно судить-рядить о взаимоотношениях христианства и русской словесности, ибо не богослов, а посему в суждениях буду опираться на суждения святых отцов и православных любомудров.
* * *
Забежал на огонёк в публичное книгохранилище, глянул на высоченные книжные полки и вспомнил: однажды ворошил книги на домашних полках, и книжная башня, словно вавилонская, вдруг качнулась, полетела, и, благо, что не зашибла до смерти. Интересно бы звучало в некрологе: погиб от литературы… Православные просят у Спаса «христианской кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшнем Судище Христове…», и гибель от литературы не постыдна, но хватит ли времени на покаяние?.. ибо «прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати, у Господа просим…»
Будучи в гигантском книгохранилище, усталым взглядом окинул книжные полки, забитые книгами от пола до высокого купеческого потолка, и онемел от ужаса: это же сколь тайги-то угробили на бумагу?! Да жизни не хватит, чтобы осилить лишь малую толику из книжных пудов, чтобы суетным мирским знанием до краёв наполнить разум, словно битком набить мусорную корзину, исписав душу словесами земными, не оставив и осмушки глаголам Божиим. А ведь «блаженны нищие духом…»
В притче о сеятеле Спаситель поучает народ образными притчами: «…Вышел сеятель сеять; и когда он сеял, (…) иное [зерно] упало в терние, и выросло терние и заглушило его. (…) А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово [Божие], но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно». (Мф.13:3,4,7, 22) Вот и мирская литература на три четверти – тернии, глушащие глаголы горней мудрости.
Порадели бесы на ниве книжного просвещения: за хребтами и скалами мирских книг, как за каменной тюремной стеной, утаили Святое Писание и Священное Предание, боголюбивое средневековое письменное слово, а попути и – устное, сказовое, что в крестьянском миру, кочуя из души в душу, из уст в уста, веками засевало в души любовь, зело умудрялось и дивно украшалось.
Горний книгочей пьёт святую крещенскую воду, читая Святое Писание, Священное Предание, спасая душу Христа ради и Царствия Небесного. Книгочей попроще пьёт хотя и не святую, но родниковую воду, когда, отринув смутное, читает духовно избранное у Пушкина, Гоголя, Достоевского, Лескова, Шмелева, у народных писателей прошлого века Шергина, Шукшина, Белова, Личутина, Распутина; бестолковый книгочей пьёт помои, читая развлекательную беллетристику; порочный книгочей, читая даже изысканную прозу и поэзию, что смердит бесовским искусом, пьёт сладостную, смертоносную отраву.
Читающие лишь Святое Писание, положили разум и душу на алтарь горней мудрости, а книгочеи, перечитавшие пуды мирской литературы, даже и талантливой, истратили разум и души на постижение мудрости от князя мира сего, что безумие для мудрости божественной. Апостол Павел поучал: «…Мудрость мира сего есть безумие пред Богом.» (1 Кор 3:18–19)
Христианские воззрения круто меняют взгляды на земную реальность, а значит, и на мирскую литературу, художественно отображающую земное обитание человека. Ибо литература, как и всё мирское искусство, за малым исключением, опирается на мудрость дольнюю, что в христианском понимании — безумие, поскольку христианство видит истину лишь в мудрости горней, не от мира сего, то есть, не в человеческом мечтании, но в божественном промысле.
Но и для дольней (земной) мудрости, кою исповедует мирская литература, безумна горняя (божественная) мудрость. Не говоря уж о западной литературе, в редчайших сочинениях русской словесности «золотого» и «серебряного» можно вычитать подобною мысль: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5:44.); «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф.20: 26, 27).
* * *
Обезбоженная мирская литература вносила столь смуты в образованщину, что та впадала в бесовские наваждения, искушения, проповедуя в искусстве языческую «волю» – суть, вседозволенность в плотских страстях, а в России плоды «вольнолюбивых» проповедей – кровавая революция, братоубийственная война и миллионы погибших русских, сгубивших плоть и душу.
Эх, кабы смалу о грехе знатьё, доброе вышло б житьё… Прости Господи Милостивый, но и я, грешный, воспевал в сочинениях страсти земные, что на погибель души… Про эдаких, что в летах крестились, и до старости не остепенились, крестьяне говаривали: с лысиной родился, с лысиной помре… Теплится вялое утешениеце, что хоть не расписался на дюжину томов, как иные писучие собратья, что в зрелых сочинения не искус воспевал, но любовь к брату и сестре во Христе, любовь к чадам малым, яко ангелам, любовь к природе – Творению Божию, любовь к малой родине, предтечи любви к великой родине.
Классическую литературу двух прошлых веков, даже сурово избранную, читаю редко – время жаль, да и начитался за полвека до умопомрачения; к сему ныне ведаю: скажем, древнерусские летописи и былины, духовные песни, средневековые повести, поучения по ясности христианского духа, по горней мудрости, по яркости изложения превосходят классическую литературу, даже совестливую русскую, не говоря уж о срамной русскоязычной и западноевропейской. Отчего теперь и скорблю, что поздно спохватился, что весь век барахтался в путанной, безистинной, безбожной, скудоязычной художественной литературе.
* * *
Искусство – меч обоюдоострый, способный либо убить душу, либо оборонить; искусство – топор, коим плотники строят храмы, княжеские терема и хоромные избы, но с топором можно выйти и на разбойную дорогу. Искусство может развлекать, распалять похоть, искусство может и укрощать плоть, подчиняя моральным устоям. «Цель искусства не в занимательности и удовольствии, а в нравственном совершенствовании человека,» – писал Аристотель, древнегреческий любомудр, ученик Платона, но чужебесы, на закате прошлого века и на рассвете нынешнего искусившие митинговый народец, ухитившие российскую власть, узаконили цели искусства: занимательность и порочная развлекательность.
В ту злокозненную пору российская массовая литература, воспевающая греховные страсти, издавалась на серой, писчей бумаге, в дешёвых, мягких переплётах, но дикими тиражами, и приносила циничным «сочинителям» баснословные барыши. Помните, пожилые обыватели, нацепив очки, читали потрёпанные книжонки в автобусах, электричках, переживая чужие утробные страсти, проживая чужие жизни.
В демонические девяностые процветало дешёвое, обывательское чтиво, жирели «сочинители», а молодые писатели, талантливые и русские по духу и слову, прозябали в нищете, стоя на обочине жизни с безпрокло протянутой рукой, мечтая издать хоть тоненькую книжицу прозы либо стихов.
* * *
Массовая литература, отвергающая заповеди Христовы, – бунт против Бога, бунт против народа русского, исповедующего православное христианство; но и русская традиционная художественная литература, подобно иным ветвям искусства, – в предельно сложных отношениях с православным христианством. Русская литература в ретроспективе двух веков то сближалась с Церковью, указуя тернистую, узкую тропу к душеспасительному храму, то по ереси или по немощи …особо в лета воинственного безбожия… отдалялась до вольного и невольного, осознанного и неосознанного противостояния.
Лишь в русское средневековье письменная литература с конца IX века и до XVII века – истинно от Христа Бога, истинно исповедующая православное христианство, поскольку средневековая литература вызрела в лоне Русской Православной Церкви, либо духовно окормлялась Церковью. Вспомним, жития святых, летописи, повести, поучения, послания, поэмы, слова, письма, челобитные; и среди средневековых сочинений среди коих и вселенские шедевры: «Житие Бориса и Глеба» и «Житие Феодосия Печерского», исполненные монахом Нестором, его же «Киево-Печерский патерик», «Слово о полку Игореве», «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Иллариона, «Повесть временных лет» Нестора, «Поучения Владимира Мономаха», «Поучение на первое воскресенье после Пасхи» Кирилла, епископа Туровского, поэма «Задонщина» Софония Рязанца, «Повесть о Петре и Февронии Муромских» «Великие Четьи Минеи», «Степенная книга царского родословия», Никоновский «Лицевой летописный свод», «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков», перепеписка царя Ивана Грозного, «
Жаль, на гуманитарных российский факультетах в прошлом веке …подозреваю, и позапрошлом… да и в нынешнем основательно постигается антчиная литература, слитая с античным изобразителым искусством, а уж средневековая, а тем паче русский фольклор изучаются мимоходом-мимолетом, а посему редкие выпускники, даже с красными дипломами, могут похвалиться знанием боговдохновенной средневековой литературы.
После средневековья, в эпоху Классицизма, Возрождения – литература, впав в идейную смуту, постепенно отдаляется от Церкви, и в литературе, как и во всем искусстве, слышны мистические отзвуки греческого и римского язычества, проповедники которого в союзе с иудеями убили и умучали тысячи первохристиан; рвали крючьями тела, кидали в котлы с кипящей водой, распинали на крестах, как и Христа Бога, бросали тиграм и львам на растерзание, а просвещённым римлянам на поглядение, и всё лишь за то, что христиане отказывались поклониться Аполлону, Марсу, Венере, Вакху и прочим идолам бесовским, проклиная и римские, и греческие капища и жрецов их.
Причины отдаления русского, как и всего мирового, профессионального искусства от христианства, – в мировоззренческих истоках самого профессионального искусства, где, в добром случае – душевность от человеков, в злом – узколобый материализм, впадающий в высоколобый, философски обоснованный, духовный цинизм и национальный нигилизм.
* * *
Описывая события житейские, не говоря уж о церковных, писатель, что от Бога, исподволь даёт уразуметь, что за всяким человеческим деянием, мирским событием, – Промысел Божий, что и материальный мир живёт по законам духа, что боговдохновенный русский писатель – мытарь, который в сочинениях бьётся лбом в церковный половицы и покаянно вопит: «Боже, милости буди мне грешному», покаянным же воплем созывая народ к покаянию и спасению.
С летами и морщинами, погружаясь в православный мир, я доспел, что мировоззрение вне православия, воплощаемое в искусстве, — смертельно опасное блуждание, когда художник-поводырь в кромешной тьме, без фонаря, громогласно ведёт толпу… в пустоту, а то и в адскую пропасть.
Святитель Митрофан Воронежский писал в «Духовном завещании»: «Простец согрешивший за одну только свою душу даст ответ Богу, а иереи будут истязаны за многих, как нерадевшие о овцах, с которых собирали млеко и волну[1]». Писатель, подобно иерею, ответит пред Всевышним за свою душу и души читателей. Во тьму ли кромешную спихнул несчастных словом своим, к покаянию, спасению и блаженству позвал ли… Писатель, яко добрый воспитатель детского сада, призван воспитывать в родном народе любовь к Вышнему и ближнему, – любовь бескорыстную, когда великая честь и спасение души во Христе положить душу за други своя, за святорусскую землю.
[1] Волна – шерсть.