«Недавно с нами попрощался и ушёл в Лучший мир председатель Союза писателей Дагестана Магомед Ахмедович Ахмедов. Это был добрый, талантливый, мудрый человек, который безумно любил горы и часто говорил: «Хемингуэй написал «Старик и море», а я бы хотел написать «Старик и горы». Вот об одной из наших с ним поездок я бы и хотел поведать читателям сайта Союза писателей России…»
Хизри Ильясов
Дорога в Ахульго
…Холм Ашильтинский
Крепость и могила
Живых сердец гранитная стена.
Здесь некогда в одно соединила
Два подвига Кавказская война…
Шли сверху вниз каленые кинжалы,
Шли снизу вверх хвалёные штыки.
От столкновенья их земля дрожала,
И небо разрывалось на клочки.
Под непрерывный грохот барабана,
В угаре рукопашной кутерьмы,
Перемешалась кровушка Ивана
С такой же точно кровью Магомы…
(Расул Гамзатов,«Ахульго»)
*
В один из зимних дней мы собрались в дорогу. Куда бы вы думали? Нет, не угадаете, не на лыжный каток Чиндер-Черо или голубой Сулакский каньон, мы направились на вершину Ахульго. Эта вершина всегда манила нас своей величавостью и неприступностью…
Нашим водителем и по совместительству гидом был доктор филологических наук, профессор Магомед Ибрагимович Магомедов – победитель гонок «Ралли-Даккар». И вправду он управлял джипом виртуозно, не хуже любого асса-водителя.
Компания наша состояла из четырёх человек: Николая Фёдоровича Иванова, председателя Союза писателей России; Магомеда Ахмедовича Ахмедова, председателя Союза писателей Дагестана; вашего покорного слуги и уже знакомого вам гида.
Когда мы выехали из Махачкалы, дорога стала петлять от Ленинкента до Атлы-Буюна. За каждым поворотом открывался совершенно новый вид: придорожные кафе и рестораны, места молитв, совершаемых в пути, и отдыха.
Меня очень удивило то, что на каждой остановке кто-нибудь подходил к Магомеду Ахмедову и затевал с ним разговор о поэзии. Я знал, что Ахмедов знаменит, но не знал, что до такой степени. Вот и на Буйнакском перевале к нему подошёл человек в огромной белой папахе (наверное, подражал Хабибу Нурмагомедову) и начал ему читать свою эпическую поэму. Мы уже сели в машину и готовы были пуститься в дальнейший путь, но назойливый поэт не отставал от Магомеда. Тогда наш гид начал сигналить, подъехал прямо к ним и открыл дверцу машины перед Ахмедовым. Так милостью Аллаха был «спасён» Магомед Ахмедович.
Магомед Ибрагимович обогнул Буйнакск, не заехав в него, и поехал через Халим-бек аул.
Когда проезжали через Халимбек-аул, я рассказал Николаю Федоровичу о том, что недалеко отсюда на отвесной скале стоял шамхальский дворец. Сохранился рисунок с натуры художника Гагарина. А ныне здесь находится школа восточных единоборств «Пять сторон света».
– А кто руководитель школы? – поинтересовался столичный гость.
– Гусейн Магомаев, – ответил Магомед Ахмедов. – Обладатель чёрного пояса, стажировался в Китайском Шао-Лине целых шесть лет. Он подготовил много чемпионов.
– Хабиб Нурмагомедов у него тренировался? – спросил Николай Фёдорович.
– Нет, – ответил уже Магомед Ибрагимович. – Хабиб – другая школа, другое время… Его подготовил Манап Нумагомедов, отец Хабиба.
И тут он не выдержал и сказал то, что у него накипело на душе:
– Меня удивляет отношение власти к спортсменам: их встречают прямо у трапа самолета, под их ноги бросают ковры. Их носят на руках, встречают как народных героев, а бедных учёных и писателей никто и не замечает, как будто их и нет вовсе. Когда же закончится эта несправедливость?!
– Сейчас другое время, Ибрагимович, – отреагировал я, – и нынче спрос на спорт, на мускулы, на силу, а не на разум и талант. Но так оставаться не может. Время всё расставит на свои места.
– Когда?! – с нетерпением произнёс Ибрагимович.
– Когда-нибудь, – тихо ответил я, не желая ввязываться в дальнейшие дискуссии.
Пока мы беседовали, Николай Фёдорович молча слушал и смотрел по сторонам, любовался видами гор. Белёсый туман окутал вершины гор и молочной рекой разлился по обеим сторонам дороги. Ехать быстро стало невозможно. Туман становился всё гуще и гуще, закрывая видимость.
– Вот так на этой стороне всегда туман, – ответил Ибрагимович. – Зато на той стороне будет светло. Скоро уже доедем.
И на самом деле, когда мы миновали земли Буйнакского района, на той стороне перевала нас встречала совершенно иная картина: солнце, широко улыбаясь, тянуло свои длинные жёлтые ручки нам навстречу. Деревья на солнце сверкали, как нарядно одетые невесты.
– Ну, надо же! – удивился Николай Фёдорович. – Из зимы мы окунулись сразу в лето. Разве это не похоже на чудо?
– Такое явление можно увидеть только в горах: иногда на одном склоне дождь, на другом – солнце! – пояснил Магомед Ахмедов. – Таков и характер горца: он суров, но отходчив.
Чем дальше мы углублялись в горы, тем выше становились шпили гор, которые вонзились в ребра неба. Ну, как тут не вспомнить Владимира Высоцкого:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых никто не бывал…
Жаль, что Высоцкого давно уже нет с нами. Таких парней горы любят и ценят!
*
…Скоро мы въехали в тоннель – светлый, длинный и холодный. Магомед Ибрагимович пояснил:
– Это самый длинный тоннель в Европе.
– А какова его протяжённость? – уточнил председатель Союза писателей России.
– Четыре тысячи семьсот метров, – был ответ.
– Да, впечатляюще! – удивился Иванов.
Больше всех любовался видами гор, смотря по сторонам Николай Фёдорович. Признаться, грозный вид гор меня и самого в трепет приводит, хотя я много раз был здесь и раньше.
Наконец мы миновали тоннель и остановились у придорожного кафе-магазина «Рамазан». Здесь решили сделать «привал». Нас угостили вкуснейшим в мире шашлыком, равного которому не было даже у барона Мюнхгаузена! Затем мы попробовали румяного люля-кебаба. А в конце наслаждались душистым ароматным чаем, от которого стало вовсе хорошо, будто мы вспарили на седьмое небо…
Уже вечерело и нам надо было пускаться в дальнейший путь. Но не тут-то было. К Магомеду Ахмедову прилип один местный поэт и стал громко ему декламировать свои стихи. Я вовремя успел сбежать и, сев в машину, крепко захлопнул дверцу – защищаясь от всяких бродячих собак и иже с ними бродячих поэтов… Хотел поберечь хоть какие-то остатки своих мозгов… Тут мне невольно на ум пришли слова Ильфа и Петрова: «В приморских южных городках водятся немало придурков…» Тем не менее Магомед Ахмедович внимательно слушал этого горного то ли ваганта, то ли трубадура, то ли миннезингера. Наконец, Магомед Ибрагимович грубо прервал их идиллию, сказав:
– Всё, ехать надо!
Этот возглас как бы вернул Ахмедова в реальность, и он побежал к машине. Мы все уже давно его ждали.
– Тебе, по-моему, везёт на Демьяна Бедного или Бездомного, – пошутил я. – Этот-то кем оказался?
– Представляете, в четвёртом поколении внук Анхил Марин, – ответил Магомед Ахмедович.
– А это правда, что этой поэтессе губы зашивали, чтобы не пела? – поинтересовался я.
– Есть и доля правды, и доля легенды, – также спокойно ответил Магомед Ахмедович.
*
Попрощавшись с гостеприимным кафе-магазином, мы пустились в дальнейший путь и вскоре остановились ещё у одного, совсем маленького тоннеля.
– Видите эту отвесную скалу, Николай Федорович? – спросил Ибрагимович.
– Да, вижу.
– Вот с этой скалы спрыгнула сестра имама Шамиля в Койсу, чтобы не сдаться врагу, – пояснил Ибрагимович. – А вслед за ней прыгнули и другие женщины, державшие оборону Ахульго.
Надо увидеть изрезанный рельеф местности, острой мачетой спускающуюся скалу, бурное Койсу, чтобы как-то почувствовать состояние защитников крепости Ахульго.
Наверное, у каждого – своё Ахульго. Для меня оно олицетворяет мужество, величавость, стойкость, решимость. Здесь столкнулись воля горцев к свободе с несметной, хорошо организованной и обученной армией царской военщины. Ахульго – рубеж, последняя черта, островок свободы. За которой – затмение и небытие. Отсюда раненый имам Шамиль чудом спасся и ушёл со своими сподвижниками в чеченские земли…
В 1839 году оборона Ахульго продолжалась целых три месяца! Защитники крепости умирали от жажды и голода. Их обстреливали артиллерийскими снарядами с Сурхаевой башни, захваченной колонистами.
На Ахульго погибло 550 русских солдат, а горцев кажется никто даже и не считал… Конечно, их число было намного больше…
Об тех событиях захватывающе и в то же время трогательно написал Магомед Ахмедович Ахмедов в своей поэме «Ахульго».
Затем мы поднялись на одноимённый мемориальный комплекс. Отсюда хорошо можно было рассмотреть село Ашильта, родину матери имама Шамиля…
Нас встретил и сопровождал Султан-Махмуд Алиев из Унцукуля, смотритель мемориального комплекса. Он уговаривал нас остаться, обещал угостить хинкалом, но мы его за всё поблагодарили и отказались. По всему было видно, что человек этот беззаветно любит свой народ и свою историю, иначе не стал бы за какие-то жалкие гроши работать здесь смотрителем, когда его друзья зарабатывают огромные барыши. Но, как говорится: Богу богово, а кесарю – кесарево! И этот человек ещё отказался от нас взять плату! Вот так вот, друзья мои, какой-нибудь олигарх удавиться за копейку, а бедолага готов последнюю рубашку отдать! Пойми этот мир! Этот безумный, безумный, безумный мир!..
Мы поднялись на смотровую площадку и нам открылся совершенно иной, грандиозный вид! Вдали вершины гор казались укутались в чалмы из туч. А пики гор казались остроконечными клинками защитников Ахульго.
Поражённый такой красотой Николай Фёдорович походил на очарованного странника Лескова, который всё в жизни пережил, но чем больше ударов судьбы ему доставалось, тем больше он её любил, не теряя надежды и веры.
Дело в том, что Иванов – профессиональный военный, побывавший в горячих точках и даже в чеченском плену. Он три месяца подряд находился в зиндане, не видя дневного света…Но это уже другая история. Поэтому этот улыбчивый, весёлый полковник напомнил мне чём-то очарованного странника Лескова, который находился длительное время в татарском плену, вкусив все «прелести» этого состояния…
Феномен Иванова ещё и в том, что, занимая высшую ступень в иерархии писателей – он остаётся простым и доступным человеком. И никогда не кичится своими заслугами и званиями…
– Давай сфотографируемся, на память, – предложил Магомед Ахмедов, обращаясь к нему, – мюрид Шамиля и солдат царя!
Николай Фёдорович слегка улыбнулся шутке своего коллеги и встал рядом с ним.
– Фотографируй, Хизри! – скомандовал Магомед, и я сделал подряд несколько снимков: для них, для себя… и для истории!
*
…В музее мы увидели пушку, с которой стреляли по защитникам Ахульго. Странно было видеть также портрет Мартынова, убийцы Михаила Юрьевича Лермонтова. Оказывается, этот злодей отличился при штурме Ахульго! А панорама «Штурм Ахульго» Франца Рубо занимала добрую половину музея, и мы долго не могли отвезти от неё глаз. Настолько живо всё было изображено, будто те события происходили вот прямо сейчас, перед нами…
Незаметно из-за углов стала подкрадываться темнота и мы заспешили домой…
Обратно мы ехали уже не такие весёлые. Каждый думал о своём. И почти всю дорогу молчали. Все устали…
Что вдруг замолк наш гид? Почему грустно повесил голову полковник? И почему не скажет ни слова мюрид Шамиля – Магомед Ахмедов?
Прощай, Ахульго! И прости… Преклоняюсь вечно перед твоей мощью и отвагой!
Хизри Ильясов, член Союза писателей России
Дополнение. Из новостной ленты:
«Председатель Правления Союза писателей России Николай Иванов, прибывший в Дагестан на торжественное собрание, посвящённое официальному открытию года Расула Гамзатова, 22 февраля посетил дом народного поэта Дагестана Магомеда Ахмедова, чтобы выразить соболезнование его семье. Напомним, председатель Союза писателей Дагестана М. А. Ахмедов ушёл из жизни накануне после продолжительной болезни. Николай Иванов отметил вклад Магомеда Ахмедовича в развитие многонациональной российской литературы и его большие заслуги в деле сохранения литературного наследия народов Дагестана и строительства писательской организации республики, которая в 2019 году была признана лучшей в стране. Николай Иванов отметил: «Народный поэт Дагестана Магомед Ахмедов был знаковой литературной фигурой своего времени. Он был поэтом более всего приверженным традиционным ценностям русской культуры, защищавшим русский язык и вместе с тем ратовавшим за сохранение дагестанских языков».
