Христианские мотивы Антологии современной патриотической поэзии «ПоZыVной – Победа!»
«Война» и «мир» – две базовые категории человеческого существования. Однако, если присмотреться внимательнее, окажется, что противопоставление не является столь категоричным в своей онтологической заданности, что состояние покоя хранит зерно будущей распри, и, обратным образом, война стремится к миру, это ее конечная цель. Будь всё правильно и праведно в мирное время – покой не поколебался бы вспышками снарядов и залпами огней.
«От качества нашего мира зависит, будет или не будет война. Если в мирное время наша жизнь будет угодна Богу, то, конечно, войны не будет. О, если бы это было так! Но мир без Бога есть колыбель войны. В мире плодятся и растут бациллы войны, а когда они размножатся и вырастут, то война неизбежна. Хотят её или нет – она неминуема» [1], – писал святитель Николай Сербский.
В традициях русской философии видеть в войне проявление страшного зла и глубокой трагедии. «Но зло и трагедия не во внешне взятом факте физического насилия и истребления, а гораздо глубже».[2] Для христианского восприятия физическая смерть менее страшна, чем смерть духовная.
Как сказано в Евангелии: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф.: 10, 28). «Поэты Войны очень хорошо осознавали, что законы жизни едины, а война лишь выявляет их наиболее острым, ясным и трагическим образом», – верно замечает В.Ю. Даренский и вспоминает строки А. Межирова:
О войне ни единого слова
Не сказал, потому что она –
тот же мир, и едина основа
И природа явлений одна. [3]
Тем самым комплекс сюжетов и образов военных стихотворений, безусловно, содержит специфику темы, предполагает большую напряжённость взгляда, ярко выраженное трагическое начало, но, вместе с тем, базируется на тех же основаниях, духовных закономерностях, что и произведения, посвящённые мирной жизни.
Исследователи военной поэзии[4] выделяли типичные её образы: образ родины счастья, образ её защитника – мужественного воина, образ её врага. Вместе с тем советские литературоведы, как правило, ограничивались анализом формы высказывания, изучением поэтики произведения, и меньше внимания обращали на аксиологический, духовно-нравственный посыл. Христианское измерение поэтических образов могло и вовсе остаться за пределами научного анализа. Отчасти это связано со спецификой самих произведений, написанных в годы, когда насаждалась идеология коммунизма. С другой стороны, религиозные мотивы военной поэзии, проступающие в «базовых экзистенциальных архетипах» [5], ещё нуждаются в осмыслении.
Новейшие стихи о войне имеют как общие художественные черты, присущие патриотическим произведениям разных времён, так и специфические, передающие особенности конкретной исторической ситуации. Предметом анализа стали стихи сборника, изданного Союзом писателем России совместно с издательством «Вече» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив – Антология современной патриотической поэзии «ПоZыVной – Победа!», а также некоторые стихи 2022 года, которые не вошли в Антологию. По форме все стихотворения, за редким исключением, являются публицистическими и представляют собой «крик души». Это особенность роднит новые стихи с патриотической лирикой прошлого века, которая создавалась в самом начале военных действий.
«В отечественной культурной ситуации эпохи Первой мировой войны любые границы между собственно художественной литературой и публицистикой оказываются заведомо условными и проницаемыми. По вполне понятным причинам. Военные катаклизмы, волной накрывающие всё общество, неизбежно смывают перегородки между чистой эстетикой и идеологией. Публицистичность пронизывает и зачастую подчиняет себе художественное высказывание».[6] – пишет В.В. Полонский. Ту же самую особенность можно отметить и в стихах, посвящённых начальному этапу Великой Отечественной войны. «Значительную роль в воспитании ненависти к врагу и любви к Родине… <> сыграла публицистическая поэзия – призывные стихи и песни, стихотворная сатира, подписи к плакатам, которые своим пафосом и образным строем активизировали и направляли чувства, мысли и устремления людей».[7] Причём, публицистичность в данном случае не оценивается отрицательно. Скорее, воспринимается как необходимый для осмысления новой темы этап: «В самом главном, в самом существенном происхождение героического слова поэта не в риторике, не в декламации, а в той потребности сказать о своём месте на земле и о своих целях, которая тогда подступала к горлу едва ли не каждого человека… Такие слова, какими бы прямолинейными они ни казались, непременно должны были прозвучать в советской поэзии. И в этом их оправдание. И в том же – поэтическая сила. В нужности, в насущности». [8]
Поэты XXI века также открыто говорят о месте человека на земле и целях того, что происходит вокруг. Но потребность публицистического высказывания – типичная для поэзии, только подступающей к выражению страшнейших бед человечества, поэзии, ещё не разработавшей в полной мере выразительный художественный язык, потому как каждый раз новая историческая ситуация настоятельно требует и новых средств выражения – имеет ряд отличий уже и на этом, самом первом, этапе. И связаны эти отличия с направленностью указующего, публицистического, страстного призыва.
В стихах, посвящённых специальной военной операции, обращает на себя внимание частота обращений к Богу. Призывы, просьбы о помощи, звучат практически в каждом стихотворении. Исключение составляет лишь одно стихотворение, в котором всплывает образ языческого божества:
Солнце красное, Ярило,
С нами к Львову подойди… [9]
Но это исключение скорее подтверждает правило и закономерность. Перед нами не специальная христианская Антология, куда отбирались стихи с заведомо православной тематикой. Просто современные писатели именно так воспринимают мир.
Типичные для военной лирики образы – родины, подвига воина-защитника и врага – раскрываются на новом историческом материале, что не мешает провести параллели и со сражениями других веков, чаще всего, с Куликовым полем. Более того: смысл современных событий высвечивается сквозь призму ключевых сражений и побед эпох минувших.
По мнению историка Н.С. Борисова, «главная мысль всех литературных памятников Куликовского цикла – мысль о единстве Русской земли как основе победы над врагом. Дмитрий Донской идёт навстречу Мамаю «съвокупився с всеми князями русскими«». [10] Идея единства «становится стержнем русской общественной мысли последующего столетия», её отзвуки слышны и сегодня.
Лирический герой современной поэзии видит себя продолжателем дела святого князя Дмитрия Донского, история воскресает в лицах:
Туча саранчи поганой снова
Хочет Русь сравнять с землей-травой,
И ведёт на поле Куликово
Своё войско Светлый князь Донской.
И металл сжимающие руки,
И шаги упрямы и тверды
Пересвета, вставшего в клобуке
Против полчищ западной орды.
Вместо схимы прежний груз кольчуги
На Ослябе с поднятым мечом.
Рядом соплеменники и други
Подставляют верное плечо.
Снова вместе Воинство Святое
Вышло сквозь века на смертный бой.
Вся Россия – Куликово поле,
Ставшее примером и судьбой. [11]
Ещ`ё примеры из разных стихотворений: «За нами поле Куликово,/ Бородино и Сталинград. / За нами Правда, Божье Слово…/ На Красной площади парад»[12]; «От Новгорода, Пскова, / от озера Чудского / до поля Куликова – ветер лют». [13]
Святое Воинство сквозь века выходит на смертный бой. Обратим внимание на предельную напряжённость восприятия. Например, если в самом начале Великой Отечественной войны победа представлялась лёгкой, а война – необременительной, и массово появлялись, например, такие стихи, как у Александра Безыменского:
В нашем сердце нет тревоги.
Весь народ у нас един.
Нам знакомы все дороги,
В том числе и на Берлин. [14]
То сейчас подобные интонации не встречаются в принципе. Каждое стихотворение пронизано болью, пониманием того, что бой предстоит грозный, а то и смертельный. Традиционное значение Куликова поля – как образа единения русских людей – сохраняется по-прежнему:
Перелески, холмы и погосты…
Мы уходим сквозь дымный туман
в грозный бой за российские вёрсты,
за всевечное братство славян.
Несколько раз встречаются отсылки к знаменитой фразе из первой версии «Повести о житии Александра Невского», адресованной воинам княжеской дружины: «Не в силе Бог, а в правде». «Бог пребывает в правде, а не в силе»; [15] или такой перифраз: «Наша правда победит! / Нам поможет Божья сила…»; [16] или: «Бог с нами! Он глядит с небес! / Мы делаем одно святое дело!» [17] Бой за правду называется – святым делом и правым боем:
Только вы чисты пред Богом,
Потому что бой ваш – правый. [18]
Ещё один вариант взгляда – отделить человеческую, личную, правду-выгоду – от высшей Истины.
Есть много «правд». Но Истина – одна.
Решай, отдашь ли ты её врагу. [19]
Как бы то ни было, вопрос правды стоит остро, что предполагает наличие и обратной стороны: неправды и врага.
Образ врага во всех случаях даётся обобщённо. Борьба идёт не против конкретного человека, жителя соседних земель, не за расширение территорий и, тем более, не ради материального обогащения, но против определённой идеологии, чуждой христианству. Все эти идеи вычленяются непосредственно из стихотворений. Борьба – против «полчищ западной орды» и «морока неправды»:
За Доном и Непрядвой
над мороком неправды
с востока занимается заря.
Батыи и мамаи
ломили – не сломали.
Мы помним всё. Не троньте нас зазря. [20]
Или:
После боя всегда тишина.
Так бывало не раз на Руси, –
Как оружие, правду неси!
Дело правое – истинный крест,
Чти людей из порушенных мест. [21]
Характерно, что на протяжении всего сборника не встречается ни одного стихотворения, содержащего, например, призыв убить украинца. Напротив, лирический герой скорбит, испытывает к нему жалость:
…Мне жаль и украинского солдата,
Который лёг с рожком от автомата
На грязновато-ноздреватый снег. [22]
Некоторые детали усиливают, подчёркивают, предельную трагичность противостояния православных народов. Как, например, нательный крест:
Мир пошатнётся
И крестик нательный,
Мамой подаренный,
Не сохранит. – Читаем мы в начале стихотворения.
<…>
Молча уходим леском предрассветным.
Где, за каким затаился кустом
Брат мой и враг мой
С таким же заветным,
Мамой надетым
Нательным крестом?[23] – В завершении.
Или, например, в стихотворении Анатолия Аврутина описывается фантастическая в своей основе ситуация – однако фантастичность эта такого рода, которую допускал ещё Достоевский в рассказе «Бобок», и которая составляет основу нашей реальности. Оба лирических героя – русский и украинец – погибли в бою, и теперь, из-под могильных плит, ведут беседу друг с другом. Русская речь перемежается с украинской и образует единую смысловую ткань. Это одно из немногих стихотворений, в которых публицистическое начало, прямолинейное утверждение, перерастает в художественный образ. Информация не сообщается, но даётся через изображение. Так, из диалога, мы узнаём о дружбе двух соседей, об общности их интересов – и языковые различия, касающееся бытовых деталей, лишь подчёркивают эту общность. Разные имена, немного разные народные песни. Но суть – одна.
На погосте дед Иван и дед Мыкола,
И одна над ними сумрачная высь.
– Погляди, Мыкола, это ж наша школа…
– Краще, Ваню, ти на зіркі подивись…
– Тяжело родным без нас тянуть волынку,
Всё работа… Непогода на дворе.
Кто из сада приведёт мою Маринку?
– Не сумуй, моя Олеся забере…
– Я бы, брат, в свою последнюю годину,
Если к Богу уходить средь росных трав,
Про себя запел тихонько «Черемшину» …
– Я б “Катюшу” ці «Землянку» заспівав…
Общая жизнь – и общая, одинаковая, смерть:
– Мне всё видится кровавый день шрапнельный,
Где в одно смешались Родина и Бог.
Нас двоих тогда поранило под Ельней…
– Нас обох тоді поранило, обох…[24]
В этом стихотворении реализуется базовый экзистенциальный архетип, выделенный Даренским – прохождение через символическую смерть. Этот опыт позволяет смотреть на жизнь и оценивать её «с точки зрения вечности». Тот, кто погиб, воспринимается как бессмертный, утвердивший своё бытие в вечности.
Этот архетип проявился и в других произведениях. Приведём ещё один характерный пример – стихотворение Дмитрия Володихина «Иван». Лирический герой вновь лежит в могиле. И именно оттуда ведёт разговор.
Есть в донецкой степи курган,
Под слоем тонким чёрной земли
В склоне кургана лежу я, Иван.
Меня искали, но не нашли,
<…>
Метром ниже в сырой земле
Дед мой улёгся на вечный сон.
И его искали, но не нашли
В сорок третьем или втором. [25]
Приём обращения убитого солдата к Богу или к своим землякам, к народу, сам по себе не новый – достаточно вспомнить известное стихотворение Твардовского «Я убит подо Ржевом». Однако именно этот приём актуализирует важнейший вопрос: за что идёт борьба. На этой теме мы подробно останавливаться не будем. Приведём лишь несколько цитат. Ответ даётся уже и в стихотворении Володихина:
За что я убит? За что я один?
За что меж рёбер моих чернозём?
Мне просто хотелось, чтобы мой сын
На языке говорил моём,
Жил и учился в мирном краю.
И сейчас я хочу, чтобы ты, сынок,
Сохранил бы чистую жизнь свою
И метром выше меня не лёг…[26]
Тема борьбы за родной язык присутствует и в других стихотворениях:
Что готовы драться за свободу
Говорить на русском языке;[27]
Часты обращения к Богу: «Сладить с этою заразой, / Боже правый, помоги!»; [28] «Я пойду на Украину / С дядей Сэмом воевать!»;[29] «За идею, солдат рядовой, / он ответил своей головой». [30]
Показывается борьба за национальные смыслы:
Мы с боем взять должны Реку забвенья. [31]
Встречаются и переклички со стихотворениями Блока цикла «Поле Куликово». Точно также, как и в древнерусской словесности, в «Слове о полку Игореве», Русская земля воспринимается как царство света, вражеское войско, ждущее за рекой, напротив, погружено во тьму:
И снова ночь, и темень впереди –
За полем враг молчит, его не видно.
Прости мне, Господи, все тяжкие грехи!
И если смерть – то пусть не будет стыдно.[32]
Лица же солдат исполнены света:
А днём, я помню, греясь у огня,
Я вдруг увидел, как светились лица
У всех солдат – но не от света дня,
А изнутри какой-то свет пролился.
Я понял, что здесь каждый шёл на крест
Во искупление своей забытой жизни –
И посылал Господь нездешний свет
На наши лица вместо укоризны. [33]
Такой воин умирает за Христа:
Они его втроём забили в угол.
Железный прут без устали хлестал.
В миру он добывал донецкий уголь.
Став ополченцем, умер за Христа. [34]
Описывая родную землю, поэты часто используют слово «Русь».
На защитную брань
нас, Господь, призови,
ведь не вся ещё Русь
померла и погибла… [35]
Русь – понятие вневременное, оно включает измерение святости. Поэтому в стихах так часто звучат упоминания святых. Как прямые обращения к ним: «В зареве кровавом дни и ночи / Плавится и стонет вновь земля. / Святый Сергий! Преподобный Отче! / Да прольётся светом Весть твоя!»,[36] таки в описании хоругвей, монастырей, крестных ходов: «Ветерок развевает знамёна, / За рекой полыхнула заря, / И на Запад уходит колонна / От Покровского монастыря…» [37]
Создаётся впечатление, что у каждой роты, у каждого отряда – есть свой чтимый образ. Так Мерефянская рота несёт образ Озерянской Божией Матери:
Переполнена воли и стати,
Осененная с Горних высот,
Озерянскую Божию Матерь
Мерефянская рота несёт.
Изюмский отряд – выступает с чудотворной Песчанской.
А за ней с чудотворной Песчанской
Выступает Изюмский отряд,
Чтобы нечисти американской
Прекратить непотребный парад. [38]
Города, за которые стоят воины, также святы, более того – иконичны, золотой свет вокруг монастырей напоминает золотой фон на иконах, что символизирует вечность.
Мы не предали отчую славу,
И над Лаврою свет золотой!
Постоим за Луганск и Полтаву,
За поруганный Киев святой! [39]
Именно такое восприятие прослеживается и в прозе, в публицистических работах. Так ополченец и журналист Юрий Ковальчук в статье «Донбасс стал чужим Украине не только по языку, но и по вере» пишет: «Религиозные различия были камнем преткновения ещё в довоенный период. Сейчас между Донбассом и Украиной разверзлась настоящая пропасть, преодолеть которую будет непросто и с каждым днём точек соприкосновения становится всё меньше; недавние соотечественники разнятся языком, верой, цивилизационным выбором». [40]
Примеров можно привести ещё множество, но завершим краткий обзор цитатой из стихотворения Владимира Хомякова, который подводит нас к другому закономерному и постоянному мотиву патриотической лирики:
Ждёт ли нас православная тризна,
иль вернёмся с победных полей,
поимённо о каждом Отчизна
молвит в светлой молитве своей. [41]
Пожалуй, именно молитва, молитвенное обращение, составляет самый распространённый мотивный пласт патриотической поэзии. Молитва звучит как на уровне мотива, взывания-реплики, так представляет собой и полноценное завершённое произведение. Молятся солдаты. И молятся за солдат те, кто их ждёт. Молятся о скорейшем разрешении конфликта и о прощении грехов. Молится конкретный человек, и молится вся страна. Вместе с народом молится и Сама Божья Матерь:
Плачет кровью Божья Матерь,
Отмолить пытаясь мир. [42]
Видимо, здесь имеются в виду случаи кровоточения икон.
Как и в стихотворении Николая Гумилёва «Наступление» – современные воины питаются Божием Словом.
Ср.: «Но не надо нам явства земного / в этот страшный и светлый час,/ оттого, что Господне Слово /лучше хлеба питает нас»[43], и строки уже современного автора: «Окорми стихом Завета, / Дай пройти твой пыльный путь». [44]
Молятся о защите и мирные жители:
Мой город охрип от молитв,
мой город оглох от бомбёжек,
мой город сегодня безлик…
прошу, защити его, Боже!
Голодный, как брошенный пес,
и часто дрожит от озноба
мой город, уставший от слёз,
ещё уповает на Бога. [45]– Пишет автор, проживающий в Горловке.
Самый пронзительный пласт молитв – это молитвы родителей за детей.
Что со мной? Со мной всё в порядке:
Жду вестей от сына… Фронтовых.
Я теперь отец солдата… Правда
не мечтал о буднях таковых.
В храме знают все, что ты на фронте.
Молимся соборно за тебя. [46]
Так пишет поэт Борис Лукин. Его сын погибнет вскоре после написания этих строк – весной 2022 года. Обращает внимание простота, незамысловатость стихотворений. Ничего лишнего, дополнительного, красивого сказать здесь невозможно. Полностью исчезают традиционные поэтические средства – эпитеты, метафоры, сравнения…
Эту тенденцию можно обозначить как «экономия и скромность в наборе поэтического инвентаря». Иногда элементарное граничит с самоочевидным. Но бывает и так, что элементарное – «подымается над самой собой, переходит в ту безусловную и глубокую простоту, простоту основного, главного, фундаментального в нашей самой внутренней, самой интимной – и в то же время самой общей, самой всенародной жизни», – отмечал Македонов, анализируя поэзию народного подвига на примере лирики Исаковского. [47]
Часть стихов-молитв по форме напоминает плачи и народную поэзию – с характерными уменьшительно-ласкательными суффиксами и интонацией.
Богородица!
Мати моя!
Милосердная матинка!
Сделай так, чтобы все сыновья
Вернулись домой без царапинки!
Дай сухарика, дай кисет,
Обогрей в непогодину.
Это очень тяжёлый крест –
Защищать свою Родину.
Если выпадет пуля в грудь
На чужом полустаночке,
Поспеши ветерком подуть
На кровавые раночки….[48]
В некоторых стихах говорится безыскусно и прямо:
А я молюсь за русского солдата,
Пока идёт гражданская война. [49]
Иногда – с элементами иносказания:
Вы свой путь не долистали –
Ждут вас новые рассветы…
Мы пошьём вам крепче стали
Из молитв бронежилеты. [50]
Последняя строка нас отсылает к посланию к Ефесянам: «а паче всего возьмите щит веры, которым, возможете угасить все раскалённые стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие». (Еф. 6:16-17)
Подобных примеров можно привести ещё множество. Современная патриотическая лирика – это, в прямом смысле, молитвенное обращение к Богу. Некоторые произведения, как, например, стихотворение Андрея Попова, целиком строятся на использовании Евангельских образов:
Горят нефтебазы и танки,
Готовят обманы враги.
По вере, как хананеянке,
По вере в Тебя помоги.
Мы будем упрямо молиться
В эпохе, сгоревшей дотла.
И псы получают крупицы,
Что падают им со стола.
И псам ничего нет дороже
Детей, заболевших войной.
И если Ты нам не поможешь,
Никто не поможет иной. [51]
В других стихотворениях, отнесём их ко второй группе, лирический сюжет стремится к Пасхальной доминанте. Это может проявляться через прямое упоминание светлого Христова Воскресения: «А Благовест звучит сквозь канонаду / Христос воскресе… посреди войны…/ Спасите, русские солдаты, бабу Нату! / Донбасской Пасхи / Верные сыны» [52], а также через образы, в которых подчёркивается бессмертие души человека. Тем самым проводится идея о сопричастности человека реальности не только земной, но и небесной: «На небесной пишется скрижали / Летопись истории земной…» [53]; «А лепестки, как ангельские перья, / Летят и кружатся под вражеским огнём / И дед Иван из своего бессмертья / Её прикрыл невидимым щитом». Приведём строки из разных стихотворений: «Во дворе, смотрю, скворец хлопочет / – Мир Господень не приемлет смерть…» [54] «Знаю, ангелом ты кружишь / над братишками сей час…»; [55] «Сын в морпехи ушёл на контракт, / и теперь – у невидимых врат…» [56] «Но пуля постучала громко в грудь / И мне в бессмертье двери отворила»; [57] «Слышишь, слышишь, скрипят половицы/ Под ногами убитых солдат?»[58] «И солдат погибший с нами встретит / День, когда закончится война» и др. [59]
Таким образом, темы бессмертия и Пасхи звучат не единично, у редких отдельных авторов – но мы можем говорить об устойчивой тенденции. Каждый из них словно подводит читателя к пониманию, подчеркивая: «Но все надежные пути / Ведут на небо [60]
Кроме уместного, оправданного, использования библейских сюжетов и образов, встречаются примеры и неудачного обращения к религиозным мотивам. Связано это, по всей видимости, с разными причинами: поверхностным пониманием христианства, с личной, зачастую обывательской, интерпретацией Евангельских событий, с особенностями творческого восприятия: когда автор, улавливая общую тенденцию, следует поэтической моде и не придает большого значения той бездне смысла, которая непременно стоит за каждым библейским словом.
Встречается лёгкое и даже небрежное обращение к Богу. Человек словно бы кличет Золотую рыбку, главное и единственное назначение которой – исполнять желания. Так, например, в стихотворении Анны Долгарёвой явственно ощущается деловитость, прагматичность подхода – так разговаривают с коллегой на работе:
Господи, если Ты там не очень занят –
дай мне силы смотреть глазами,
взгляд не отводя… [61]
Апофатические свойства Бога, такие как, например, неизмеримость и вездеприсутствие, (Бог не может быть «очень занят») никак не учитываются. В другом стихотворении этого же автора отрицается бессмертие:
Через реку Смородину нет моста.
Это детские сказки: там темнота…[62]
После этих строк вырисовывается, правда, нечто загробное: по траве, перед мёртвым классом, ходят погибшие «училки из Горловки», а также «пацаны из двенадцатого батальона». Случайна или нет отсылка к символическому числу двенадцать? Не заложен ли здесь намёк на двенадцать апостолов? Проводить такие параллели, пожалуй, будет натяжкой, поскольку никаких других деталей, подтверждающих аллюзию, в стихотворении нет. Описанный загробный мир невозможно соотнести с христианским раем. Слишком темно и страшно в этом пространстве, напоминающем скорее античный Аид, куда не проникает солнечный свет. Только «чёрный мазут темноты» расходится перед усопшими, которым, действительно, «некуда возвращаться».
Отказ понимать смысл спасительной крестной жертвы Христа иллюстрирует стихотворение Анны Ревякиной, которое завершается так:
И есть опять надежда, что с креста
Христа не снимут ни в конце апреля,
ни в мае. Будет некого снимать.
Он будет не распят, его научат,
как собирать АК. И даже внучек –
настанет день –
он к маме приведёт расцеловать. [63]
Согласно авторской версии получается, что Христос претерпел крестные муки из-за неумения себя защитить. Тем самым отрицается и Его Божественно Начало, и все другие основополагающие Евангельские смыслы, включая последовавшее за распятием Воскресение.
Таким образом, само по себе упоминание имени Бога или святых ещё не свидетельствует о христианской основе произведения. Иногда христианские символы становятся удобным поэтически инвентарём, служащим для выражение своего, личного, восприятия, допускающим искажения и вольные интерпретации.
В целом же, специфическое начало современной поэзии на военную тему связано с подчёркнутым, многократным использованием религиозных сюжетов и образов. Библейские образы Каина и Авеля, смиренной хананеянки, описания икон, что на хоругвях и, наконец, составление молитв, обращений к Богу – всё это характерно для стихотворений, словно созданных на разломе, чётком осознании, где правда и свет – а где неправда, темнота и зло. Публицистическое начало, информативно и полемически заострённое высказывание, пока доминирует. Однако в сборнике «ПоZыVной – Победа», а также в других стихотворениях 2022 года намечается и определённый художественный поиск, выход за пределы публицистичности. Происходит это через детальное раскрытие образа Родины и зоркость взгляда художника.
Автор: Анастасия Чернова
Литература
Абрамов А. М. Лирика и эпос Великой Отечественной Войны. Проблематика, стиль, поэтика. М.: Советский писатель, 1975.
Бердяев Н.А. Судьба России. М.: АСТ, 2005.
Борисов Н.С. Воздействие Куликовской битвы на русскую культуру конца XIV-XV вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины / Рыбаков Б.А. М.: Издательство Московского университета, 1983. С. 123-140
Володихин Д.М. Есть в Донецкой степи курган [Электронный ресурс]. URL: https://litsota.ru/est-v-doneckoj-stepi-kurgan/ (дата обращения 31.01.2023).
Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988.
Даренский В.Ю. Война как духовная инициация: экзистенциальные архетипы в русской поэзии о Великой Отечественной Войне // Вестник Самарской гуманитарной академии / Серия «Философия. Филология», 2014. №1 (15) С. 90-110
Македонов А. В. Поэзия народного подвига. М.: Современник, 1986.
Николай Сербский, святитель. Война и Библия. Симферополь: Родное слово, 2016. [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Serbskij/vojna-i-biblija/ (дата обращения 31.01.2023)
ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М.: Вече, Союз писателей России, 2022.
Полонский В.В. «Уют на лобном месте»: Первая мировая война в поэтико-идеологических отражениях литературы русского модернизма. // Политика и поэтика: русская литература в историко-культурном контексте первой мировой войны: М.: ИМЛИ РАН, 2014.
Пьяных М.Ф. Ради жизни на земле: Рус. сов. поэзия о Великой Отечественной войне. Книга для учителя. М.: Просвещение, 1985.
[1] Николай Сербский, святитель. Война и Библия. Симферополь, 2016. [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Serbskij/vojna—i—biblija/ (дата обращения 31.01.2023)
[2] Бердяев Н.А. Судьба России. М., С. 249
[3] Даренский В.Ю. Война как духовная инициация: экзистенциальные архетипы в русской поэзии о Великой Отечественной Войне // Вестник Самарской гуманитарной академии / Серия «Философия. Филология», 2014. №1 (15) С. 92
[4] Абрамов А. М. Лирика и эпос Великой Отечественной Войны. Проблематика, стиль, поэтика. М.: Советский писатель, 1975. Македонов А. В. Поэзия народного подвига. М.: Современник, 1986, Пьяных М.Ф.Ради жизни на земле: Рус. сов. поэзия о Великой Отечественной войне. Книга для учителя. – М.: Просвещение, 1985. 272 с. и др.
[5] Даренский В.Ю. Война как духовная инициация: экзистенциальные архетипы в русской поэзии о Великой Отечественной Войне. С. 93
[6] Полонский В.В. «Уют на лобном месте»: Первая мировая война в поэтико-идеологических отражениях литературы русского модернизма. // Политика и поэтика: русская литература в историко-культурном контексте первой мировой войны: М., 2014. С. 703
[7] Пьяных М.Ф. Ради жизни на земле: Рус. сов. поэзия о Великой Отечественной войне. Книга для учителя. М., 1985. C. 12.
[8] Абрамов А. М. Лирика и эпос Великой Отечественной Войны. Проблематика, стиль, поэтика. М., 1975. С. 35
[9] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 262
[10] Борисов Н.С. Воздействие Куликовской битвы на русскую культуру конца XIV-XV вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины / Рыбаков Б.А. М.: Издательство Московского университета, 1983. С. 124.
[11] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. С. 63.
[12] Там же. С. 64.
[13] Там же. С. 32.
[14] Абрамов А. М. Лирика и эпос Великой Отечественной Войны. Проблематика, стиль, поэтика. С. 28
[15] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 134.
[16] Там же. С.135.
[17] Там же. С. 20.
[18] Там же С. 108.
[19] Там же. С. 138.
[20] Там же. С. 32.
[21] Там же. С. 97.
[22] Там же. С. 137.
[23] Там же.
[24] Там же. С. 190-191
[25] Володихин Д.М. Есть в Донецкой степи курган [Электронный ресурс]. URL: https://litsota.ru/est-v-doneckoj-stepi-kurgan/ (дата обращения 31.01.2023).
[26] Там же.
[27] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 56.
[28] Там же. С. 128.
[29] Там же. С. 129.
[30] Там же. С. 39.
[31] Там же. С. 136.
[32] Там же. С. 140.
[33] Там же.
[34] Там же. С. 46.
[35] Там же. С. 27.
[36] Там же. С. 63.
[37] Там же. С. 104.
[38] Там же.
[39] Там же. С. 105.
[40] Ковальчук Ю. «Донбасс стал чужим Украине не только по языку, но и по вере» [Электронный ресурс]. URL: https://regnum.ru/news/society/2719278.html (дата обращения 31.01.2023).
[41] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 29.
[42] Там же. С. 58.
[43] Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 213
[44] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 24.
[45] Там же. С. 31
[46] Там же. С. 37.
[47] Македонов А. В. Поэзия народного подвига. М., 1986. С. 4.
[48] ПоZыVной – Победа! Антология современной патриотической поэзии. М., 2022. С. 49.
[49] Там же. С. 91.
[50] Там же. С. 108.
[51] Там же. С. 57.
[52] Там же. С. 26.
[53] Там же. C. 166.
[54] Там же. С. 37.
[55] Там же. С. 38.
[56] Там же. С. 39.
[57] Там же. С. 47.
[58] Там же. С. 125.
[59] Там же. С. 184.
[60] Там же. С. 255.
[61] Там же. С. 161.
[62] Там же. С. 162.
[63] Там же. С. 113.
#своихнебросаем #вместесРоссией #культурныйкодДонбасса #позывнойпобеда #Фондкультурныхинициатив #Грантдлякреативныхкоманд #Культура